Danke Papa...за то, что ты не существуешь.
Удивительно как всё переплетается тесно и затейливо, я в процессе преодоления, а иногда действительно приходится не легко, «Жестяного барабана» Гюнтера Грасса, прекрасного, грубо-сатирического, но впечатляющего романа о людях. Мне его посоветовал бородатый продавец из старейшего в Нижнем книжного магазина. Он не мог знать о предрасположенности моего сердца к городу с трудной судьбой на берегу холодного моря. Однако основное место действия «Барабана» Данциг, ещё тот Данциг, стёртый с лица земли и превращённый в кирпичное крошево. Данциг, чей облик мне едва знаком и едва проступает из-под современного вида Гданьска. Тогда я ещё посмеялась над тем как удачно совпало, этой осенью мне не гулять вдоль Мотлавы и не слушать бой часов, разносимый ветром над Длугим таргом, но хотя бы слова автора об том, утерянном городе потешат душу ностальгией.
Особенно важна малая радость для меня в эту инфернальную осень. Скорее бы она уже кончилась зимою, что ли. Теплые денёчки щекочут будто перья нежные участки тела, вроде и приятно, но хочется скукожится, закрыться. Пламенеющие кроны перестают казаться материальными, подражая им вообще всё начинает терять осязаемость и кажется декоративным задником нарисованным на тончайшем газе. Небольшое усилие мышц работника сцены, шелест механизмов и город уже другой, страна другая. Сиюминутное путешествие не сходя с места. Виной ли тому схожесть большинства европейских индустриальны городов? Виной ли тому ослабевшие связи с действительностью?
Шагая вечерами по улицам, в сопровождении лёгкой тревоги, я непрестанно думаю о персонаже «Барабана» Яне Бронски. Особенно о его смерти. Фраза «Он лежит в Заспе» бьётся птицей в черепной коробке. Он лежит в Заспе, в Турине, или где-то ещё, но то неловкая тайна пригодная лишь для интимного шёпота в самое ухо. Никто не должен был знать, где он лежит. Никто и не знает. Мелочность и пороки человека вступили в химическую реакцию с надуманными достоинствами и благородством вымысла. Пиная золотой прах, усеявший обочины я думаю о том единственном мужчине, который всегда был мне нужен. Ни брате, ни друге, ни муже. И надеюсь никогда не столкнуться с тем сумасшедшим, кто расскажет мне, где его искать.
Вчера мне сказали мои посты трудно понять и отыскать в них зерно смысла. Но нечего искать там, где никто ничего не сеял. А ежели сеял, да ты не нашёл, значит не про тебя тот урожай. Правда всё это суетное, злое и пустое. Человеческое.
Скорее бы кончилась осень.
Особенно важна малая радость для меня в эту инфернальную осень. Скорее бы она уже кончилась зимою, что ли. Теплые денёчки щекочут будто перья нежные участки тела, вроде и приятно, но хочется скукожится, закрыться. Пламенеющие кроны перестают казаться материальными, подражая им вообще всё начинает терять осязаемость и кажется декоративным задником нарисованным на тончайшем газе. Небольшое усилие мышц работника сцены, шелест механизмов и город уже другой, страна другая. Сиюминутное путешествие не сходя с места. Виной ли тому схожесть большинства европейских индустриальны городов? Виной ли тому ослабевшие связи с действительностью?
Шагая вечерами по улицам, в сопровождении лёгкой тревоги, я непрестанно думаю о персонаже «Барабана» Яне Бронски. Особенно о его смерти. Фраза «Он лежит в Заспе» бьётся птицей в черепной коробке. Он лежит в Заспе, в Турине, или где-то ещё, но то неловкая тайна пригодная лишь для интимного шёпота в самое ухо. Никто не должен был знать, где он лежит. Никто и не знает. Мелочность и пороки человека вступили в химическую реакцию с надуманными достоинствами и благородством вымысла. Пиная золотой прах, усеявший обочины я думаю о том единственном мужчине, который всегда был мне нужен. Ни брате, ни друге, ни муже. И надеюсь никогда не столкнуться с тем сумасшедшим, кто расскажет мне, где его искать.
Вчера мне сказали мои посты трудно понять и отыскать в них зерно смысла. Но нечего искать там, где никто ничего не сеял. А ежели сеял, да ты не нашёл, значит не про тебя тот урожай. Правда всё это суетное, злое и пустое. Человеческое.
Скорее бы кончилась осень.