Danke Papa...за то, что ты не существуешь.
Сколько нужно сигарет, для сердечного приступа, для астматического удушья, для полной чаши яда? Губы онемели от химического, вульгарного вкуса вишни, а дым пропитал волосы и шарф, что пожалуй его можно выжать из них как воду. Черную тягучую смолу. В темноте не видно, но за мной остаются черные следы. Вдоль ровного асфальта дороги, (такие отличные дороги бывают только здесь) на равных расстояниях друг от друга высажены гордые деревья, исполненные достоинства, умудрённые опытом. Их растили в годину горя, это военная дорога, они же призваны защищать от бомбежек колонны снабжения, вереницы грузовиков с солдатами. Путь петляет в темноте, изредка вспыхивая светоотражающими знаками, редкими фонарями, воткнутыми между стволами, разбавляющими ночь, апельсиновым светом. Сколько я уже иду вперёд, без смысла и цели? Сколько сигарет, сколько часов? Зажигалка искрит и противиться, тухнет от невидимого ветра, зло шипит.
"Останови ее! Он убьёт себя!" - позади кто-то кричит и ругается, топая ногами.
"Успокойся. Нельзя спасти человека решившего утонуть."
Это мои слова. Я часто повторяла их кому-то.
Язык покалывает от каждой новой затяжки, окурки отлетают прочь, догорающими в процессе метеоритами. Сколько нужно сигарет, чтобы наказать себя? Сколько нужно, чтобы забыть, какое ты ничтожество.
"Но ты должен, сделать хоть что-нибудь!"
Они идут за мной послушной свитой "голого короля", радуясь темени и отсутствию зрителей моего позора. "Он-знает-сам" идет на расстоянии восьми шагов, всегда оставляя меня в поле зрения. "Та-Другая" с Гарри в трех позади него. Она стиснута крепкими объятьями нашего генерал иначе чересчур много суеты и волнений.
Да сделайте хоть что-нибудь, хоть кто-нибудь....
"Он-знает-сам" не нарушает отвердевшего одиночества, брезгует дымом, отчаяньем и болью. Мы просто идем по дороге в никуда. Ни за чем. Пустота.
Остановившись я медленно выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Слезы высохли. Ненависть достигла пика. Схлынула. Костер прогорел, внутри снова безопасный мертвый пепел.
Раз, два, три, четрые, пять, шеть, семь, восемь....
ОН встает по левое плечо, руки в кожаных перчатках выжидающе сцеплены за спиной. Это полувоенная стойка, он не командует, не навязывает, не поучает, "Он-знает-сам" ждет приказаний.
"Отведи меня домой."
Отведи через тихий парк, где ни одна аллея не похожа на другую, где старомодные беседки органично сочетаются с современными скульптурами, где утки в пруду, но сейчас они спять наверняка, как и цветы в стеклянной оранжерее. Отведи меня домой, мимо шепчущих гротов, городского кладбища за кованной изгородью, стрельчатых башен часовни, мимо дремлющих домиков, с дымящимися трубами. Отведи на Неверэндинг, в Бедлам "8" к трескучему камину и дай в руки кружку с какао. Отведи меня домой, и заприте двери и окна.
ОН скользит ладонью по моим плечам, прижимает к себе. Хочется потерять сознание, потому что болит живот и разболелась голова и першит в горле и не хочется чтобы было завтра.
Мы вчетвером возвращаемся домой.
"Под замок, под печать..."
"Останови ее! Он убьёт себя!" - позади кто-то кричит и ругается, топая ногами.
"Успокойся. Нельзя спасти человека решившего утонуть."
Это мои слова. Я часто повторяла их кому-то.
Язык покалывает от каждой новой затяжки, окурки отлетают прочь, догорающими в процессе метеоритами. Сколько нужно сигарет, чтобы наказать себя? Сколько нужно, чтобы забыть, какое ты ничтожество.
"Но ты должен, сделать хоть что-нибудь!"
Они идут за мной послушной свитой "голого короля", радуясь темени и отсутствию зрителей моего позора. "Он-знает-сам" идет на расстоянии восьми шагов, всегда оставляя меня в поле зрения. "Та-Другая" с Гарри в трех позади него. Она стиснута крепкими объятьями нашего генерал иначе чересчур много суеты и волнений.
Да сделайте хоть что-нибудь, хоть кто-нибудь....
"Он-знает-сам" не нарушает отвердевшего одиночества, брезгует дымом, отчаяньем и болью. Мы просто идем по дороге в никуда. Ни за чем. Пустота.
Остановившись я медленно выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Слезы высохли. Ненависть достигла пика. Схлынула. Костер прогорел, внутри снова безопасный мертвый пепел.
Раз, два, три, четрые, пять, шеть, семь, восемь....
ОН встает по левое плечо, руки в кожаных перчатках выжидающе сцеплены за спиной. Это полувоенная стойка, он не командует, не навязывает, не поучает, "Он-знает-сам" ждет приказаний.
"Отведи меня домой."
Отведи через тихий парк, где ни одна аллея не похожа на другую, где старомодные беседки органично сочетаются с современными скульптурами, где утки в пруду, но сейчас они спять наверняка, как и цветы в стеклянной оранжерее. Отведи меня домой, мимо шепчущих гротов, городского кладбища за кованной изгородью, стрельчатых башен часовни, мимо дремлющих домиков, с дымящимися трубами. Отведи на Неверэндинг, в Бедлам "8" к трескучему камину и дай в руки кружку с какао. Отведи меня домой, и заприте двери и окна.
ОН скользит ладонью по моим плечам, прижимает к себе. Хочется потерять сознание, потому что болит живот и разболелась голова и першит в горле и не хочется чтобы было завтра.
Мы вчетвером возвращаемся домой.
"Под замок, под печать..."