Danke Papa...за то, что ты не существуешь.
не обязательно, это для Пустоты - Расскажи мне.
И ведь ему совершенно невозможно отказать, не может отказать даже "Он-Знает-Сам" , они постоянно о чем-то беседуют, подолгу, в укромных гасящих голоса гротах в парке или в кабинете, как пить дать, за неплотно прикрытой дверью, чтобы в нужный момент и в стратегически важных вопросах быть подслушанным. ОН потом на изумление тих и умиротворённо покидает Бедлам, скрываясь в неизвестном направлении без бравады и вошедших в привычку скандалов. Или вместе с Гарри и отрядом выезжает за стены, хотя не должен и по большому счету вовсе не нужен им там, все лишь бы не оставаться со мной наедине.
Никто не может отказать Шефу.
- С чего все началось?
- Да.
- Невозможно найти начала гипотетического "Всего". Это крошечная исходная точка теряется в дымке прошлого, как то самое мгновение между Пустотой и "Всем". Можно поймать десятки крохотных хвостиков путеводных нитей, извивающихся по лабиринту, но никогда не найти исходную точку. Потому что в ней самой нас ещё, как бы не было. Понимаете?
У него непобедимо обонятельная улыбка и дым его сигареты вдохновенно сладок, расслабляет и внушает ощущение безопасности. Что он курит, великий Боже? И предаст ли он нас однажды, как все остальные?
-Возможно. Тогда, дай мне хотя бы одну путеводную нить, чтобы я мог найти выход из лабиринта.
Есть только один путь в Лабиринте, не во вне, а в вглубь. Для каждого из нас дорога лежит через бой с Минотавром. Никак иначе. Кто верит в иное, просто сидит в темной промозглости и ждет пока чудовище само найдёт и пожрет его.
- Мне было шестнадцать лет. И я горела. Я была одна, абсолютно. Как сейчас, но у меня было мое пламя. Моя наивная мечта, придававшая силу. Никаких сомнений, кроме размыто-абстрактных. Мне было шестнадцать и я верила собственным мечтам. И однажды кто-то, зачем-то (то, что люди называют Судьбой) бросил в центр костра Слова. Горючие слова, способные вызвать стихийное бедствие. Мои поры впитывали их. Вероятно я до конца смогла осмыслить смысл прочитанного многим позже, но тогда интуитивно, на каком-то ином уровне, они переплелись с моим духом насмерть. Это было как откровение. Подростки воспринимают все слишком близко к сердцу, да. Я все так воспринимаю. Ничего мимо, все двери открываются внутрь.
Я вспыхнула в ночи. Я поверила, ещё больше, чем прежде. Стало наплевать на недостатки, стало наплевать на, то чего я не умею, с чем не справляюсь. Плевать на все - был путь. Был Свет. Будто кто-то наконец соединил воедино, все скопившиеся во мне невысказанным, разрозненным потоком. Упорядочил и высказал, воплотив в форму.
Никто вокруг не понял. Никто не заметил, как меня коснулось Откровение. Нечто похожее. Я же говорю подростки такие впечатлительные, постоянно раздувают из мухи слона. Мой слон космических масштабов.
Пожар бушевал. Я думала, я как Данко на болоте излучаю Свет, но на самом деле... правда открылась чуть позже... уже лежа на еле тлевших углях я поняла:
***
Я повысил горючесть крови,
Позабыв, что Сердце - Огниво
И теперь, весь пылая от боли
Всё ищу, что б меня потушило.
Но огонь, разгоняя по жилам,
Нестерпимо зудящий жар
Не сдаётся, чтобы не лил я
В этот дикий стихийный пожар.
Слёзы в пар обратило пламя,
Зыбь песка вскипела стеклом -
Сам себе того не желая,
Я служу погребальным костром!
А теперь осталась одна разносимая ветром зола. Прах и дразнящие воспоминания.
Шеф раздавил окурок в пепельнице и поднялся из кресла напротив. Его фигура призрачно проплыла мимо, размытая непрошеными, глупыми слезами, переместившись куда-то к книжным шкафам.
- Встань.
Мягко, но исключая возражения сказал он вдруг.
Подчиняюсь и ведомая под локоть выхожу в центр кабинета. Нечто знакомое ложиться в ладонь. Книга, написанная "кровью и притчами".
-Читай.
-Вслух.
-Громко.
Не хочу. Это не работает!
-Читай!
Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра....
Слёзы мешают, я не столько читаю, сколько подобно слепцу, вспоминаю текст под пальцам на странице.
Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?
Что ты сделала?
Но и теперь ещё, братья мои, скажите мне: что говорит ваше тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собою?
Что ты видишь вокруг изо дня в день? Что ты видишь в зеркале по утрам?
В чём то самое высокое, что можете вы пережить? Это - час великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, так же как ваш разум и ваша добродетель.
Достаточно ли ты уже возненавидела себя?
Час, когда вы говорите: «В чём моё счастье! Оно - бедность и грязь и жалкое довольство собою. Моё счастье должно бы было оправдывать само существование!»
Час, когда вы говорите: «В чём мой разум! Добивается ли он знания, как лев своей пищи? Он - бедность и грязь и жалкое довольство собою!»
Час, когда вы говорите: «В чём моя добродетель! Она ещё не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Всё это бедность и грязь и жалкое довольство собою!»
Час, когда вы говорите: «В чём моя справедливость! Я не вижу, чтобы был я пламенем и углём. А справедливый - это пламень и уголь!»
Час, когда вы говорите: «В чём моя жалость! Разве жалость - не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть распятие».
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так?
Хватит, пожалуйста.
- Дальше.
Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.
Страница за страницей, дрожь отпускает меня, боль разрастается переставая быть пыткой, раскалённая добела она растекается по телу, насыщая каждую клетку тела. Становиться легче.
-Ты все ещё веришь?
Да, я верю. Сейчас, как тогда. Всегда. Несмотря на собственные неудачи, собственное ничтожество, глупость, недостатки, трусость. Несмотря на то, что видят мои глаза вокруг. Несмотря на скептиков, несмотря на противников, друзей, законы материального мира. Я верю в то, что каждый может стать лучше. Что человек может стать лучше. Может победить самого главного и злейшего врага своего. Самое себя. Я верю даже, если я никогда не выйду победителем из смертельной драки со своими недостатками. Но я буду верить в то, что это в принципе возможно. Кто-то сможет. Обязательно.
Шеф забирает книгу и улыбается прикасаясь к моему плечу. Я наверное хотела бы такого отца, как он. Мне наверное всегда его не хватало, любящего отца.
-Мы поговорим и об этом. Позже.
Заверяет он, отпуская меня спать.
Я знаю, что за приоткрытой дверью в коридоре стоит Он-Знает-Сам. Ведь, как говорил Mr. Freeman "Я сам себя создал. Сам себе все подчинил!."
И ведь ему совершенно невозможно отказать, не может отказать даже "Он-Знает-Сам" , они постоянно о чем-то беседуют, подолгу, в укромных гасящих голоса гротах в парке или в кабинете, как пить дать, за неплотно прикрытой дверью, чтобы в нужный момент и в стратегически важных вопросах быть подслушанным. ОН потом на изумление тих и умиротворённо покидает Бедлам, скрываясь в неизвестном направлении без бравады и вошедших в привычку скандалов. Или вместе с Гарри и отрядом выезжает за стены, хотя не должен и по большому счету вовсе не нужен им там, все лишь бы не оставаться со мной наедине.
Никто не может отказать Шефу.
- С чего все началось?
- Да.
- Невозможно найти начала гипотетического "Всего". Это крошечная исходная точка теряется в дымке прошлого, как то самое мгновение между Пустотой и "Всем". Можно поймать десятки крохотных хвостиков путеводных нитей, извивающихся по лабиринту, но никогда не найти исходную точку. Потому что в ней самой нас ещё, как бы не было. Понимаете?
У него непобедимо обонятельная улыбка и дым его сигареты вдохновенно сладок, расслабляет и внушает ощущение безопасности. Что он курит, великий Боже? И предаст ли он нас однажды, как все остальные?
-Возможно. Тогда, дай мне хотя бы одну путеводную нить, чтобы я мог найти выход из лабиринта.
Есть только один путь в Лабиринте, не во вне, а в вглубь. Для каждого из нас дорога лежит через бой с Минотавром. Никак иначе. Кто верит в иное, просто сидит в темной промозглости и ждет пока чудовище само найдёт и пожрет его.
- Мне было шестнадцать лет. И я горела. Я была одна, абсолютно. Как сейчас, но у меня было мое пламя. Моя наивная мечта, придававшая силу. Никаких сомнений, кроме размыто-абстрактных. Мне было шестнадцать и я верила собственным мечтам. И однажды кто-то, зачем-то (то, что люди называют Судьбой) бросил в центр костра Слова. Горючие слова, способные вызвать стихийное бедствие. Мои поры впитывали их. Вероятно я до конца смогла осмыслить смысл прочитанного многим позже, но тогда интуитивно, на каком-то ином уровне, они переплелись с моим духом насмерть. Это было как откровение. Подростки воспринимают все слишком близко к сердцу, да. Я все так воспринимаю. Ничего мимо, все двери открываются внутрь.
Я вспыхнула в ночи. Я поверила, ещё больше, чем прежде. Стало наплевать на недостатки, стало наплевать на, то чего я не умею, с чем не справляюсь. Плевать на все - был путь. Был Свет. Будто кто-то наконец соединил воедино, все скопившиеся во мне невысказанным, разрозненным потоком. Упорядочил и высказал, воплотив в форму.
Никто вокруг не понял. Никто не заметил, как меня коснулось Откровение. Нечто похожее. Я же говорю подростки такие впечатлительные, постоянно раздувают из мухи слона. Мой слон космических масштабов.
Пожар бушевал. Я думала, я как Данко на болоте излучаю Свет, но на самом деле... правда открылась чуть позже... уже лежа на еле тлевших углях я поняла:
***
Я повысил горючесть крови,
Позабыв, что Сердце - Огниво
И теперь, весь пылая от боли
Всё ищу, что б меня потушило.
Но огонь, разгоняя по жилам,
Нестерпимо зудящий жар
Не сдаётся, чтобы не лил я
В этот дикий стихийный пожар.
Слёзы в пар обратило пламя,
Зыбь песка вскипела стеклом -
Сам себе того не желая,
Я служу погребальным костром!
А теперь осталась одна разносимая ветром зола. Прах и дразнящие воспоминания.
Шеф раздавил окурок в пепельнице и поднялся из кресла напротив. Его фигура призрачно проплыла мимо, размытая непрошеными, глупыми слезами, переместившись куда-то к книжным шкафам.
- Встань.
Мягко, но исключая возражения сказал он вдруг.
Подчиняюсь и ведомая под локоть выхожу в центр кабинета. Нечто знакомое ложиться в ладонь. Книга, написанная "кровью и притчами".
-Читай.
-Вслух.
-Громко.
Не хочу. Это не работает!
-Читай!
Придя в ближайший город, лежавший за лесом, Заратустра....
Слёзы мешают, я не столько читаю, сколько подобно слепцу, вспоминаю текст под пальцам на странице.
Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?
Что ты сделала?
Но и теперь ещё, братья мои, скажите мне: что говорит ваше тело о вашей душе? Разве ваша душа не есть бедность и грязь и жалкое довольство собою?
Что ты видишь вокруг изо дня в день? Что ты видишь в зеркале по утрам?
В чём то самое высокое, что можете вы пережить? Это - час великого презрения. Час, когда ваше счастье становится для вас отвратительным, так же как ваш разум и ваша добродетель.
Достаточно ли ты уже возненавидела себя?
Час, когда вы говорите: «В чём моё счастье! Оно - бедность и грязь и жалкое довольство собою. Моё счастье должно бы было оправдывать само существование!»
Час, когда вы говорите: «В чём мой разум! Добивается ли он знания, как лев своей пищи? Он - бедность и грязь и жалкое довольство собою!»
Час, когда вы говорите: «В чём моя добродетель! Она ещё не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Всё это бедность и грязь и жалкое довольство собою!»
Час, когда вы говорите: «В чём моя справедливость! Я не вижу, чтобы был я пламенем и углём. А справедливый - это пламень и уголь!»
Час, когда вы говорите: «В чём моя жалость! Разве жалость - не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть распятие».
Говорили ли вы уже так? Восклицали ли вы уже так?
Хватит, пожалуйста.
- Дальше.
Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка.
В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.
Страница за страницей, дрожь отпускает меня, боль разрастается переставая быть пыткой, раскалённая добела она растекается по телу, насыщая каждую клетку тела. Становиться легче.
-Ты все ещё веришь?
Да, я верю. Сейчас, как тогда. Всегда. Несмотря на собственные неудачи, собственное ничтожество, глупость, недостатки, трусость. Несмотря на то, что видят мои глаза вокруг. Несмотря на скептиков, несмотря на противников, друзей, законы материального мира. Я верю в то, что каждый может стать лучше. Что человек может стать лучше. Может победить самого главного и злейшего врага своего. Самое себя. Я верю даже, если я никогда не выйду победителем из смертельной драки со своими недостатками. Но я буду верить в то, что это в принципе возможно. Кто-то сможет. Обязательно.
Шеф забирает книгу и улыбается прикасаясь к моему плечу. Я наверное хотела бы такого отца, как он. Мне наверное всегда его не хватало, любящего отца.
-Мы поговорим и об этом. Позже.
Заверяет он, отпуская меня спать.
Я знаю, что за приоткрытой дверью в коридоре стоит Он-Знает-Сам. Ведь, как говорил Mr. Freeman "Я сам себя создал. Сам себе все подчинил!."
@темы: мои убеждения, нытьё, неизбежное, без ответа, распространяя чудеса, "он знает сам", навязывать миру своё мнение, мои мысли, моя жизнь