читать дальшеНа самом деле сейчас я рада, что в тяжёлую и мрачную пору не снесла дневничок к собачьим чертям. Иногда хотелось, вечерами, когда каждый вздох казался бессмысленным, а прошлые радости обернулись смутными детскими воспоминаниями. Мертвецы не ведут дневники, они продолжают длить в них своё призрачное существование. Дневники пишут живые. Только страдающих осязающих чувствующих живых беспокоят мысли, которые порой нужно вынести из головы в иное место, в другую плоскость, в абсолютно противоположное измерение. Я продолжаю жить, следовательно, мне нужен дневник. Делиться болью, радостью и опытом с Пустотой или с кем-то, знакомым или незнакомым, сокрытым там во тьме неизвестности. Как были скрыты ранее некоторые из моих теперешних читателей и друзей в реале. Всегда есть не только что-то, но и кто-то.
Беда в том, как быстро оно забывается - навык жить, а не существовать. Смотреть, ощущать, воспринимать, понимать, знать и находить чудеса в обыкновенных вещах. Нами же обустроенное бытие к нам беспощадно. Оно создано будто для мертвецов и роботов, с угнетёнными рецепторами к прекрасному. Нас так легко засасывает рутина, депрессия, негатив и чужая злость, проникая под кожу делает нас под стать большинству. До физического конца мы становится заложниками приятных воспоминаний, мелочных страхов, рамок и строгих правил, не дающим привычной клетке развалится, создающих иллюзию стабильности и безопасности, однако не помогающей быть счастливым. Быть счастливым эгоистично, но только счастливые и довольные собой люди, занимающие правильное место под солнцем способны творить чудеса и транслировать позитив в эфир. Все это так очевидно. И так трудно быть свободным.
Трудно верить себе и своему сердцу. Трудно держать баланс между безумием и мудростью, держать оборону против глупости, поверхностности и необоснованного недоброжелательства. Фильтровать, корректировать, терпеть или немедленно давать сдачи, судя по обстоятельствам, верить... Продолжать верить самое трудное. Жизнь вокруг бывает занудной и грязной, бывает жестокой и тошнотворной, великолепной и убогой. Все происходит одновременно, за порядком маячит тень первородного бесконечного Хауса. Ты знаешь разом все и ничего не знаешь, любишь и ненавидишь, делаешь и не двигаешься с места. Река всегда другая, круг замкнутая система, все относительно, субъективно, Объективность суть мечты утопающего в зыбкости Бытия ослабевшего путника.
Мне давно не двенадцать лет. В двенадцать лет я точно знала кто я, что я и зачем я здесь. Хотелось бы мне вернуть былое высокомерие и тонкость восприятия. Ничего лишнего не лезло в голову, Путь был прям, из препятствий мифические буки под кроватью. Мне давно не пятнадцать. В пятнадцать моё сердце пылало, а душа медленно поджаривалась на том костре. От боли я пела дивные песни, ежедневно новую и всё о любви. Грудь разрывало от давления, дым просачивался сквозь поры. Я никогда не любила так как в пятнадцать и никогда наверно не полюблю. В профилактических целях философ дал себе сгореть, а потом сидел задумчивый в Саду Зла. С неба валил пепел, но он улыбался. Он познал любовь, её магия была разоблачена и не могла уязвить его. Мне больше никогда не будет восемнадцать. В этом цветущем возрасте меня восприняла толпа. Не избранные особо отмеченные, а все разом, заговорили, закрутили, очаровали, постепенно приучив к чужому мнению, иной точке зрения. Люди преподали мне урок. Мир больше чем кажется, сложнее. И уж точно мне не двадцать один, когда я страстно возжелала стать частью этого мира и этой толпы. Предалась ей, смешалась с ней, позволила потоку нести, ударяя о камни, уговаривая себя будто так оно и должно быть. Как у всех. Как все. Быть со всеми, не быть одной.
Скоро мне не будет и двадцати восьми, когда, выбравшись кое-как на берег я поняла, что херня эта ваша реальная жизнь, чушь это ваше слепое стремление быть как все, да и быть особенным такое же надувательство. И вообще в двенадцать лет я была права и знала исход наперед. Вот только мне уж не двенадцать лет. А река, всегда иная может, но с грохотом уносит былое в Вечность.
Мне скоро, теперь это происходит скоро, тридцать. Однажды в тринадцать меня спросили как надолго я планирую тут задержаться, никогда не отмеряла себе больше пятидесяти. Мне мнилось после полувека особенно не останется резонов и чем заняться. Все мои кумиры уходили рано. Рембо, Фредди Меркьюри, Его Величество и прочих, изымали из истории в самый подходящий момент. Если существует подходящий момент. Бессмертие проклятие.
«Что самое страшное может случится с тобой?»
Действительно, что может быть страшнее, перестать ощущать самое себя.
Я живу по-прежнему дурацкой бессмысленной пустой на чей-то взгляд жизнью. Любящие переживают и требуют одуматься. Но они не знают того, что знаю я. И даже если я чудовищно ошибаюсь, чего никогда нельзя исключать, какая разница?
«Что самое страшное может случится с тобой?»
Дорогой дневник, я все ещё здесь.
bolsheeizzol
| пятница, 01 февраля 2019