В процессе беготни по своим мелочным делишкам, в те редкие, но довольно длительные периоды, когда застревала в тисках затруднённого транспортного движения или в зевающей душной очереди, я осилила-таки распроклятого Реве.
И раскаиваясь в своём преждевременном невоздержанном восторге, я отзываю всяческие лестные отзывы, когда-либо срывавшиеся с моих уст в адрес его, упоминаемого ранее, литературного произведения.
читать дальшеЯ не ханжа, и не проповедник обманчивых выборочно добродетельных истин пластмассовых Иисусов, но даже моя свободная, старающаяся не выпускать из рук поручень нравственности совесть, не способна принять высказанные автором идеи и переварить преподнесённые образы. Всей этой историей без начала и конца, собранной из разорванных не имеющих связи между собой воспоминаний, Реве представил преотвратнейший человеческий характер. И если книга сея действительно столь автобиографичная, как заявлено, то автор достоин жалости. Жалкий престарелый потаскун с замашками садиста, волочащийся за молодыми мальчиками. Но Бог ему судья, однако, то, как он унизил и опошлил греческие принципы любви к мальчикам, вывернуло мою душу наизнанку. Я потратила много месяцев, изучая это феномен античных взаимоотношений, и сформировав своё стойкое убеждение относительно характера подобных взаимоотношений, не могла не прийти в возмущение.
И потом, по части «грязных» книг, тех, где авторы рискую рассматривать темы спорные, неоднозначные и, едва ли, ни скандальные, я, если, не спец, то страстный любитель. Но никакой литературный талант, на мой взгляд, не даёт автору право писать о гнусностях высоким, поэтическим языком. Ощущения остаются как после плевка в лицо, и хочется разбить ридер об стену!
Собственно я рада, что не потратилась и не приобрела этот «шедевр» в личную библиотеку, раз уж, даже читая её в окружении посторонних людей, не слыханное дело, я испытываю острое чувство стыда и смущения. И мне бы не хотелось, чтобы эту книгу ещё раз переиздавали, или давали ей ход в народ по второму кругу. И первым делом, с облегчением, дочитав до слова «Примечания», я раз и навсегда удалила её из памяти электронной книги и компьютера. Но лучше бы конечно её сжечь или запереть в той части мировой библиотеки, где на дверях висит огромный семитомный замок.